Полицейские режимы. Олигархическими являются и самые омерзительные из всех государств, которые только можно себе представить — полицейские режимы (частный случай бюрократических систем). В таких государствах полицейские складываются в касту, и, в результате, вместо барина на сцену является постовой. Естественно, полицейский режим, как любая бюрократическая система, будет конституироваться как олигархия со всеми характерными для нее чертами: отсутствием публичности, угнетением частной жизни и стремлением превратить граждан в толпу.

Итак, ни одна из трех правильных форм власти безусловной устойчивости к олигархии не имеет. Наиболее устойчива к ней аристократия, но она в чистом виде в больших государствах невозможна. Реально от олигархии (и, в частности, от полицейского режима) лучше всего защищают составные политические системы.

Раздел 7

ДЕМОКРАТИЯ И ОХЛОКРАТИЯ

• Демократия

• Система цензов

  1. Возрастной ценз

  2. Образовательный ценз

  3. Имущественный ценз

  4. Ценз оседлости

• Охлократия

Слово «демократия» у нас обычно переводят, как «власть народа» (по-гречески, «демос» — «народ», «кратос» — «власть»). Но по-гречески, «народ» — и «этнос» (нация), и «лаос» (население), однако ни этнократия, ни лаократия в древнегреческой литературе не упоминаются. На самом деле демократия — не власть народа. Демократия — власть полноправных граждан.

Демократия и право. В античных демократиях полными правами обладал отнюдь не каждый (т. е. отнюдь не каждый принадлежал к демосу). Совершенно бесправными были рабы. Были сильно ущемлены в гражданских правах и, разумеется, не имели политических прав вольноотпущенники и варвары-инородцы. Политическими правами не обладали и свободнорожденные женщины, но они могли реализовать свои гражданские права, как то: владеть имуществом, наследовать его, обращаться в суд, и пр. Не обладали полнотою прав и свободнорожденные юноши (эфебы) до их совершеннолетия.

Но был еще один весьма значительный слой свободнорожденных совершеннолетних эллинов, которые, тем не менее, не имели ни малейшего отношения к демосу, а следовательно, и к демократии. Это «метеки», т. е. изгнанники. (Правильнее было бы сказать «метойки» — от греческого «метойкос», но это «ой» не любят транскрибировать в современных языках и обычно пишут «метеки», как это и звучит на новогреческом.) В метека превращался любой полноправный гражданин, живший не в своем полисе (скажем, афинянин в Коринфе), ибо полными правами он обладал лишь в границах своего полиса и его хоры (сельской области).

А за пределами собственной хоры он терял не только политические права в полном объеме, но, в некотором смысле, и гражданские. В принципе его могли убить, ограбить или захватить в рабство просто обитатели соседнего полиса, хотя обычно никто этого не делал в силу греческой солидарности, свойственной грекам, как и любому другому этносу. Метек не мог самостоятельно выступать стороной в полисном суде, а тогда был только состязательный процесс, никакого государственного обвинения не существовало, как потом не существовало его и в Риме. Тем не менее интересы метека в суде по его просьбе, в крайнем случае, за определенную мзду, обязательно представлял тот или иной гражданин на основании договора о гостеприимстве. Такие договоры действовали по всему эллинскому миру, обеспечивая правовую основу нормальной жизни, а границы гражданства, между тем, оставались незыблемыми.

В греческом полисе изгнание было тяжким наказанием. Оно приводило к утрате большей части гражданских прав. Достаточно вспомнить суд черепков (остракизм), с помощью которого распустившаяся уже несколько греческая демократия ежегодно изгоняла одного гражданина, который, с точки зрения большинства гравдан, писавших его имя на черепках, представлял наибольшую угрозу полису. И хотя каждый год изгоняли лишь одного, висел этот дамоклов меч над каждым.

Вообще, в той или иной форме изгнание существовало в любом обществе с развитыми демократическими правами и привилегиями, с развитым участием граждан в управлении, и всегда это было не что иное, как лишение гражданских прав. Изгнание знали городские коммуны Средневековья. Изгнание знала любая орда. Изгнание практиковала Домонгольская Русь — тоже своего рода страна городов-государств.

В современной России тоже есть метеки. Это — лимитчики, бомжи, а теперь еще и беженцы. Среди последних и представители этносов, образовавших за последние годы собственные государства, и представители этносов, исконно проживавших на территориях, которые сейчас отошли другим государствам. Классический пример подобного рода — месхи (отуреченные грузины). История их трагична. Месхетия находится в Грузии, но И. В. Сталин месхов насильственно выселил в Узбекистан. В годы перестройки узбеки учинили месхам погром, и М. С. Горбачев переселил большую их часть в Смоленскую область, хотя в то время обладал еще достаточной властью, чтобы вернуть месхов на исконные земли в Грузию, заставив оплатить их переселение Узбекистан. Вполне естественно, что беженцев принимают, а уж тем более их принимают христианские народы. Но если беженцам предоставляют гражданские права, значит, гражданские права украдены у коренного населения. Давайте порассуждаем на эту тему.

Что требовалось от эллина, чтобы стать гражданином своего полиса? Быть в нем рожденным (чем богаче становился полис, тем труднее было пришлому получить права полисного гражданства), достичь совершеннолетия, т. е. 20 лет (там было довольно раннее совершеннолетие), выполнять все необходимые нормы воспитания гражданина, принятые в данном полисе (приобрести элементарную грамотность и достаточное воинское мастерство, чтобы вступить в строй полисного ополчения — фаланги). Но и это не все — надо было успеть к 20 годам жениться и завести ребенка. Это тоже было условием для получения гражданских прав. Надо сказать, гражданские общества Эллады всегда уделяли внимание поддержанию рождаемости граждан. Что же касается рождаемости не граждан — метеков, вольноотпущенников и рабов, — то гражданские общества она не интересовала. Полис не пресекал и не поощрял рождаемости среди не граждан, и это логично, ибо эти люди не были включены в политическую систему, в ополчение граждан.

В отличие от эллинов, римляне были не столько социальным, сколько семейным народом. Для них главной ценностью была семья. И субъектом римского права фактически являлся отец семейства (pater familias). Поэтому в римской правовой системе нигде прямо не указано на невозможность приобретения политических прав, покуда у вас нет детей. Тем не менее римляне, как и эллины, были предельно заинтересованы в увеличении своего населения. Поэтому они признавали гражданские права даже за лицами, не обладавшими никаким имуществом, по сути дела босяками, от которых обществу не было никакого прока, кроме одного: будучи римлянами, эти босяки способны были рождать римлян. Их в Риме называли «пролетарии» (точный перевод с латыни — «бедные размножающиеся»). Кстати, до конца гражданских войн, т. е. до реформ Гая Мария, пролетариев в легион не брали (римляне не доверяли оружия тем, кому нечего защищать по отсутствии имущества). С реформами Мария в легионе появляются наемники. И, естественно, пролетарии не входили в трибы Народного собрания (не избирали римских магистратов).

Итак, одна из распространенных норм большинства демократий — ценность семьи. Другая — ценность собственности. Постулировалось, что демос состоит из домохозяев — людей, обладавших собственностью.

Даже Аристотель с его аристократическими симпатиями проявлял интерес к «политии» (в его терминологии «власти полноправных граждан») и рекомендовал поддерживать систему ограничений правоспособности в таком состоянии, чтобы к политической жизни были допущены «средние люди» (это — дословный перевод с греческого, а мы сейчас говорим «средний слой», или «средний класс», или «люди среднего достатка»). Интересна мотивировка этого тезиса. Аристотель пишет, что, в отличие от богатых, «средние» вынуждены работать и, тем самым, лишены возможности посвятить всю свою жизнь опасным для общества политическим играм, а в отличие от бедных, они не склонны посягать на чужое имущество. По сути то же самое отмечает в своей классической речи и известнейший позднеафинский оратор Исократ. Он долго перечисляет недостатки, пороки и мерзости богатых, а потом резко, одним штрихом подводит черту: «Богатые столь омерзительны, что хуже них могут быть только бедные».